Морские волки не сдаются!
Мы боролись 4 месяца, каждый день. Прошли вместе с этой семьей очень длинный путь, и никто не мог предсказать результат. Но Геннадий Вацлавович доказал всем, что морские волки просто так не сдаются. И поэтому мы хотим рассказать эту историю. В ней много моралей: упорство и сила духа, жизнелюбие, поддержка близких. Три кита восстановления человека от серьезных ударов. Возвращения к жизни.Все отделение интенсивной терапии запомнило Геннадия Вацлавовича. Сухощавый, красивый старик с резким голосом и прямолинейными высказываниями. Мы не будем говорить о возрасте и медицинских назначениях, коих было выполнено бесчисленное множество. Будем говорить о главном — о человеке...
Ночью Геннадию Вацлавовичу стало плохо. Его жена, Евгения Прокофьевна, проснулась от того, что мужа не было рядом. И обнаружила его лежащим без сознания в коридоре. Она помогла ему вернуться в постель и вызвала государственную скорую помощь. Была оказана помощь, но лучше не стало. Рано утром к отцу приехали дети сразу позвонили в INTO-SANA. Через 10 минут скорая помощь INTO-SANA везла Геннадия Вацлавовича в Клинику. Там его ждал невролог Татьяна Калюжная.
Упорство и сила духа
А далее было что-то невероятное. В отделении кардиологии Геннадий Вацлавович заявил, что он не может остаться в больнице, потому что ему нужно идти голосовать. И пока ему не принесли урну для голосования, и он не выполнил свой гражданский долг, он срывал катетеры и не позволял медсестрам ничего делать. Но состояние пациента так стремительно ухудшалось, что его срочно перевели в отделение интенсивной терапии. Там молниеносно выполнили трахеотомию (рассечение трахеи с целью быстрого обеспечения доступа воздуха).
Вот как об этом вспоминает сам Геннадий Вацлавович:
Даже не успел ахнуть, как мне сделали дырку в горле. Я даже боли не почувствовал. В дырку засунули две проволоки, покрутили их внутри, и сестричка достала все в слизи и крови. Бах, струсила и всё. Сейчас я бы им уже не дался!
Комментарий В.Ю. Артеменко:
На самом деле, Геннадий Вацлавович был погружен в состояние медикаментозного сна, при котором ему выполнили трахеостому и процедуру очистки бронхов от отделяемой слизи.
Рассказывает Евгения Прокофьевна, супруга:
Один день, второй день наш папа лежит в реанимации. Мы волнуемся, нас туда не пускают. Нельзя ничего передать, кушать — нельзя.
Анна, дочь:
Сначала впустили нас с братом. Мы зашли всего на две минуты. Папа лежал в коме. Я его взяла за руку, у него слеза потекла. Он пытался открыть глаза, что-то сказать, но не получилось. Валерий Юрьевич нам сказал, что состояние папы очень тяжелое, и все будут решать эти три дня. Врачи клиники делают все возможное, остальное — резерв организма.
Евгения Прокофьевна:
Он лежал весь подключенный к аппаратам. И на ногах, и на руках, везде были провода. Из носа шли трубки. Меня не хотели пускать, потому что боялись, что сама упаду в обморок. Но я пообещала, что буду вести себя спокойно.
ПОДДЕРЖКА БЛИЗКИХ
Мы вышли из реанимации через неделю. (Обратите внимание: эта семья говорит обо всем — МЫ. Мы попали в больницу, мы вышли из реанимации, мы, мы, мы… Они одно целое. В любой ситуации).
Мы обеспечили папе уход, как в больнице — поставили специальную кровать, круглосуточно дежурила бригада медсестер. Его ни на секунду не оставляли одного. Он был парализован ниже пояса, не говорил, не мог самостоятельно дышать. И постоянно вырывал зонд, через который мы давали ему пищу.
Медицинские сотрудники стали членами нашей семьи. В общей сложности, с нами работало 5 медсестер. Мы встречали Новый год, Рождество, другие праздники только вместе.
Каждые три дня мы возили нашего папу на бронхоскопию. Отец — курильщик с большим стажем. Мы опасались застойных явлений, вплоть до отека легких. И вот так вот мы кутали нашего парализованного папу, чтобы зимой везти его на процедуру очистки легких. С ним каждый раз прощались соседи.
Евгения Прокофьевна организовала мужу специальную кухню:
У меня на холодильнике висела диета. Мы кормили нашего папу 5 раз в день, по часам, по весу. Вся еда после блендера. И врачи строго настрого предупредили: главное не перекормить.
Огромную помощь и поддержку нам оказал массажист INTO-SANA. Нам нужно было восстанавливать двигательную активность. Массажист пришел в середине ноября и сказал: «До Нового года мы будем ходить.»
И вот так, занятие за занятием, мы перешли с ходунков на палочку, а потом совсем от нее отказались.
ЖИЗНЕЛЮБИЕ
Когда я встал после месяцев паралича, я заплакал и сказал жене: «Мама, смотри, я пошел!»
Через месяц Геннадию Вацлавовичу закрыли трахеостому. Пациент перешел на самостоятельное дыхание. В это же время взял в руки ручку и начал заново учиться писать.
Через 2 месяца к нему вернулась речь. Он начал ворчать: что он хочет, что не хочет. И так домашние поняли, что Геннадий Вацлавович стал выздоравливать.
Через 4 месяца он отказался от палки. И все это время его возили на бронхоскопию.
И как только Геннадий Вацлавович окреп, началась привычная жизнь. Надо в гараж, надо в супермаркет, надо в поликлинику сходить. Евгения Прокофьевна каждый день вела дневник выздоровления, записывала маленькие победы, которые совершал муж.
Я вел очень активную жизнь до болезни. Никогда не сидел на месте. Мог запросто поехать в Реал за хлебом (проживает Геннадий Вацлавович на Фонтанской дороге). После болезни, конечно, меня стали уже ограничивать в моих городских путешествиях. Но за меня заступился сын: «Дайте ему свободу, он без нее все равно не сможет!»
После восстановления Геннадий Вацлавович стал вспоминать каждую деталь своей жизни:
Я родился в Витебске. Ребенком меня вывезли в Сибирь, в эвакуацию. Родители были врачами военного госпиталя. После войны мы вернулись в Витебск, но семьи там уже не было. Папа начал искать свою маму (мою бабушку) и нашел ее в Прибалтике, в Вильнюсе. И мы уехали к ним. До сих пор вся родня живет в Прибалтике, и я каждый год туда езжу.
Когда пришло время идти в армию, меня признали не годным. Но я очень хотел служить и добился того, чтобы меня признали годным для армии. И так был настойчив в этом вопросе, что вместо 2,5 лет службы в стройбате мне дали 4 года флота. Я отслужил 4 года, 2 дня и 9 часов. Демобилизовался в Кронштадте. Но после флота понял — я моряк. Я хочу плавать. Собрал вещи и полетел в Одессу, чтобы связать свою жизнь с морем.
В Вильнюсе я работал бригадиром слесарей на заводе счетных машин и неплохо зарабатывал. Но ради моря все бросил. Мое первое судно было «Уржум». Потом поступил в Херсонскую мореходку, стал механиком.
Когда у мамы, беременной мной, начались схватки, они с отцом переплывали на лодке Северную Двину. Был сильный шторм. Лодочник сказал, что быть мне моряком. Так и случилось.
А как Вы познакомились с Евгенией Прокофьевной?
Мы с ней встретились, когда она еще девушкой была. И 40 лет не виделись. В 2000 году я похоронил жену, мать своих детей. И в трамвае случайно встретил ее, Евгению Прокофьевну. И сказал ей: «О, привет! Давно не виделись». Оказывается, она стала женой моего коллеги, мы с ним работали когда-то давно вместе. Потом Женин муж заболел, я еще какое-то время помогал ей ухаживать за ним. И когда его не стало, мы стали жить вместе. Так уже 7 лет прошло.
Я доволен тем, как сложилась моя жизнь. Я ни одного дня из нее не потратил зря, не жаловался на обстоятельства, не поддавался лени.
А сейчас я случайно услышал в новостях, что набирается команда из 27 человек, которые летят на Марс. Лететь 10 месяцев. Я собираюсь записаться.
Ооооо, он запишется, – смеется Евгения Прокофьевна: — Мне придется его еще и на Марс собирать.
Вот такой вот замечательный наш Геннадий Вацлавович. Мы гордимся его успехами. И пусть врачи, как и другие профессионалы, любят признание своих заслуг, мы хотим еще раз повторить три слагаемых успешной борьбы с болезнью: упорство, жизнелюбие, поддержка близких.
